Константин Самохин начал войну у самой границы в 15-й танковой дивизии, но по настоящему отличился в боях под Мценском.
7 октября 1941 года 4-я танковая бригада отошла на новый оборонительный рубеж Ильково – Головлево – Шеино. В районе деревни Шеино занимала оборону рота танков БТ-7 лейтенанта Самохина. Часть машин лейтенант закопал в землю, другую держал в укрытии в качестве резерва. Полтора часа длилась танковая дуэль. Стволы пушек раскалились от интенсивного огня.
На позициях Самохина находился командир батальона майор А. А. Рафтопулло со своей машиной. Он был ранен пулей в левое плечо. Рафтопулло остался продолжать бой, но из-за большой потери крови потерял сознание и его срочно отправили во фронтовой госпиталь.
Противник продолжал атаковать роту Самохина. Пришлось направить к нему на помощь танки под командованием начальника штаба 1-го танкового батальона лейтенанта Воробьева, старшего лейтенанта Бурды и старшего сержанта Фролова. Они скрытно вышли во фланг вражеской колонны. Занятые боем с Самохиным, немцы не заметили появления резерва. Между тем наши танкисты подошли на расстояние прямого выстрела. Атака была столь неожиданной и стремительной, что немецкие танкисты не успели даже развернуть башни и произвести хотя бы один выстрел. 11 вражеских машин запылали, остальные повернули назад и скрылись в лесу.
В тот день экипаж Самохина находился в бою 20 часов. Пять раз его танк выходил на исходную позицию, пополнялся боеприпасами и снова возвращалась в бой.
10 октября 1941 года М.Е.Катуков направил три танка под командованием Самохина, Столярчука и Самойленко в Мценск. Вскоре они доложили комбригу, что противник оборудовал на колокольне наблюдательный пункт и пулеметные гнезда и держит значительную часть города под обстрелом. Выполняя приказ Катукова, танкисты огнем из пушек сбили колокольню. Вскоре Самохин обнаружил четыре вражеских танка, которые, не рискнув ввязываться в открытый бой, замаскировались за церковной оградой. Два из них удалось уничтожить, а два других, подминая ограды садов и огородов, скрылись.
13 ноября 1941 года бригада Катукова повела наступление на деревню Козлово. В 6 ч. утра мотострелковый батальон капитана Лушпа пошел в атаку. Но взять деревню с ходу не удалось. Наткнувшись на плотный огонь противника, батальон вынужден был залечь в 200 м от деревни. На помощь мотострелкам Катуков направил три танка под командованием лейтенанта Самохина. Подойдя на своей машине к пехоте, Самохин открыл люк и крикнул:
– За мной вперед!
Пехота с криками «ура» поднялась, но огонь противника из блиндажей и дзотов мешал ей продвигаться вперед.
Самохин заметил, что наиболее интенсивная стрельба идет из подвала большого дома, под которым немцы оборудовали блиндаж. Три точных выстрела – и дом был разрушен. Самохин ринулся на развалины и принялся давить уцелевших гитлеровцев.
«Увлекшись боем, – рассказывал он потом, – я продвинулся в глубь села и начал уничтожать пулеметы и автоматчиков. Меня обстреливали противотанковые орудия, но я не обращал на них внимания. В это время кончились снаряды. Я крикнул башенному стрелку Лещишину: «Давай гранаты!», – а затем открыл люк и стал бросать в немецкую пехоту гранаты. Вдруг вражеский снаряд ударил в башню, и меня контузило. Тогда я поехал на пункт боепитания, заправился снарядами и снова вернулся в бой».
В бою за деревню Козлово экипаж К. Самохина уничтожил четыре танка, одну самоходную установку, три противотанковых орудия и 10 дзотов со станковыми пулеметами и миномётами. В тот день экипаж Самохина находился в бою 20 часов. Пять раз его танк выходил на исходную позицию, пополнялся боеприпасами и снова возвращалась в бой.
В конце ноября генерал Катуков приказал роте старшего лейтенанта Самохина поддержать атаку частей 371-й стрелковой дивизии на Надовражье. Выбор был не случаен. Не раз Самохин действовал со своей ротой в отрыве от главных сил бригады и в неравных схватках с противником всегда выходил победителем.
Для вылазки в тыл врага выбрали метельную ночь. Под свист и завывание ветра танки на малой скорости незаметно просочились в тыл противника и сосредоточились в лесу, вблизи Надовражья. План атаки был разработан во всех подробностях за несколько дней до начала рейда. Одни танки должны были подавить огневые точки на окраине села, другие – разгромить штаб, третьи – парализовать действия охраны гитлеровцев.
За снежными вихрями село едва проглядывалось. Лишь церковь виднелась более отчетливо. Ее-то и выбрали как главный ориентир. Самохин прислушался. Ветер донес лай собак, но через минуту смолк и он. Ни одного подозрительного звука, ни одного огонька. Село словно вымерло. «Спят фрицы», – подумал старший лейтенант. Он решил проникнуть в село не на малой скорости и не по целине, как наметили раньше, а по дороге, на полной скорости. Один рывок – и там!
«Тридцатьчетверки» рванулись вперед. Через какие-то минуты они были уже в селе. Дальше все шло как по писанному. Под гусеницы танков попали три орудия, стоявшие у околицы, несколько легковых машин. Без единого выстрела экипажи проутюжили и окопы на заснеженных огородах и гумнах. А в это время вторая группа, ведомая самим Самохиным, уже мчалась к центру села. Возле церкви стояли особняком пять домов. В них-то, по сведениям партизан, и размещается штаб. Таранные удары в стену – и бревенчатые избы рассыпались. Под их обломками нашли свою гибель десятки фашистов.
Теперь быстрее к церкви! Гитлеровцы использовали ее как казарму. Танкисты охватили церковь с трех сторон, ведя перекрестный огонь из пушек и пулеметов по окнам и двери. Снаряды, влетая внутрь этой своеобразной каменной крепости, делали свое дело. В западной стене образовалась огромная брешь. В нее кинулись оставшиеся в живых очумевшие вражеские солдаты и офицеры. Однако все они нашли свою гибель здесь, на небольшой площади перед церковью.
Шесть самоходных и пять противотанковых орудий, 20 автомашин, 50 мотоциклов и до двухсот немецких солдат раздавили танкисты Самохина за один час атаки.
Тем временем из Турова и Дедова подходили немецкие танки. Они намеревались захватить в клещи и уничтожить советские машины. Но Самохин вовремя, незаметно для врага, ускользнул из подготовляемого кольца, и немецкие танкисты, потеряв ориентировку, долго и интенсивно обстреливали друг друга.
Как мастеру рейдов, Самохину не раз поручались подобные задания. Так, в ночь на 21 февраля 1942 года Самохин, к тому времени уже гвардии капитан во главе танковой роты ушел на разведку в тыл врага. Дело было уже на территории Смоленской области. Прокладывая маршрут лесными тропами, танкисты незамеченными достигли деревни Шарапово, выяснили схему обороны врага и возможности удара с тыла, со стороны населенных пунктов Павлово и Ветрово. Возвратившись, Самохин изложил план боя генералу Катукову.
В ночь на 22 февраля гвардейцы повели машины разведанным путем. Танки, выкрашенные в белый цвет, сливались с местностью. Для удобства маневрирования в лесу башни повернуты стволами назад. Моторы приглушены. А вот и Ветрово. Резко повернув на восток, батальон описывает дугу в виде вопросительного знака, подходит вплотную к Аржаникам с запада, разворачивается в боевой порядок…
О том, что произошло дальше рассказал А.А.Рафтопулло:
«Белое безмолвие. Немцы спят в деревне. На западной стороне сторожевых постов нет: гитлеровцы ожидают удара с востока, там и охранение выставили.
– Огонь!
Оглушительный подъем сыграли фашистским молодчикам мощные орудийные залпы. Запылали деревянные дома, языки пламени поднялись к небу. Вот рухнула одна изба, другая, третья. Горящие бревна придавили к земле заговорившие было огневые точки, Стальные ленты тридцатьчетверок утюжат неприятельские блиндажи. Машина командира роты Жукова, как в замысловатом танце, вертится на одной гусенице, растирая в прах вражеский дзот.
Гитлеровцы бежали, оставив на поле боя сотни трупов, дымящиеся, обугленные машины, искореженные пушки и пулеметы. Но успех закрепить не удалось. Подмога, которую ждали, не подошла: батальон Гусева не мог прорвать глубоко эшелонированную линию немецкой обороны и помочь самохинцам удержать опорный пункт. Правда, бригада помогла им артиллерийским огнем с закрытых позиций, но этого было явно недостаточно. А тут еще противник начал массированный обстрел из глубины своей обороны. Нужно было уходить, вывести батальон из-под губительного огня.
Отойдя от Аржаников километров на десять, Самохин остановил колонну. Из головы не шла мысль об экипажах трех танков. Машины были разбиты противотанковыми орудиями. Танкисты погибли. «А вдруг кто-нибудь из них жив?» – это не давало покоя командиру. И, как будто отвечая на мучительные раздумья, в эфире прозвучало: «Кама», «Кама», я – «Ока-четыре». Прием…» Сомнений не было, это радировал экипаж Пугачева и Литвиненко, один из тех, что остались на поле боя. С первых дней войны эти ребята дрались бок о бок с Самохиным, сидели в его танке. Пугачев был радистом, Литвиненко башенным стрелком.
Все ясно: там друзья, они живы, они просят о помощи. Константин, не колеблясь ни секунды, решил идти на выручку. Столярчук пытался отговорить его, советуя послать в село одного из командиров взводов. Будто чуяло беду сердце комиссара! Но куда там – Самохин был непреклонен. «Пойду. Совесть не позволяет оставаться».
Приказав роте следовать прежним курсом в расположение бригады, сам он со взводом танков возвратился к Аржаникам. Немцы еще не подошли. У самой деревни Самохин обнаружил три своих танка. Два из них были сожжены. А третий подбит, но до последнего момента вел огонь: машина с поврежденными гусеницами превратилась в дот. Башня хорошо вращалась, исправно работали пушка и пулемет.
Пугачев и Литвиненко были оба ранены. Им помогли выбраться, а подбитую «тридцатьчетверку» взяли на буксир. Натужно взревел мотор.
В это же время гитлеровцы услышали работу двигателя и открыли по Аржаникам навесной артиллерийский огонь. Снаряд из тяжелого орудия угодил в самохинскую машину. Пламя охватило корпус тридцатьчетверки. Башенный люк заклинило. Экипажу не удалось пробиться сквозь огонь и выйти через передний люк. Начал рваться боекомплект…
Когда взрывы прекратились и танкистам удалось сбить пламя, гвардии капитана вытащили через передний люк. Остальные члены экипажа сгорели, а волжский богатырь был еще жив. Губы его слегка шевелились, он повторял: «Воздух, воздух…» Голова отважного танкиста была лишь слегка опалена, но все туловище изуродовано огнем и осколками.
На руках боевых товарищей умирал бесстрашный командир. Тихо промолвил он последние слова: «Друзья… умираю… прощайте…»
Так оборвалась короткая, но замечательная жизнь любимца бригады. Он погиб, спасая товарищей. А было ему всего двадцать семь лет, нашему Косте Самохину.
– Эх, такого парня не уберегли! – укорял Катуков комиссара. – Такого парня…»
В последнее время появились сведения о том, что Константин Самохин уничтожил больше танков противника, чем Лавриненко, а точнее – 69 танков, 13 БТР, 82 пушки и 11 автомашин. На самом же деле, в уничтожении такого количества немецкой техники заслуга не только Самохина, но и всей танковой роты, которой он командовал в течении шести месяцев. На сегодняшний день пока не удалось выявить ни одного танкиста Красной Армии, на личном счету которого было бы больше уничтоженных немецких танков, чем у Дмитрия Лавриненко.
Несмотря на то, что Константин Самохин, как и Дмитрий Лавриненко, отличился во многих боях, уничтожил более 30 вражеских танков и зарекомендовал себя настоящим мастером танкового боя, ему также не было присвоено звание Героя Советского Союза.